|
Стася Дёмина
Во времена дождей и холодов,
во времена всеобщего бессилья,
когда простых не хочешь слышать слов,
к тому «бессилью» рифмой только «крылья»!
(По черно-белой улице бежит,
раскрашивая за собой колодцы,
несчастный клоун. Он так хочет жить,
и всё смеется, всё ещё смеется!..)
За скобками останется любовь.
В игре ее живой осведомленность.
Изыск печальный трех открытых строф,
все ж не печаль
но Вами окрыленность.
1997 г.
Снежинок лёгкая пыльца
летит.
Новорождённый на отца
глядит.
И мягок этот долгий взгляд
как шёлк.
Он сообщает: «Просто я
пришёл».
И что б ты в пальцах не вертел
он есть.
«Я помню, ты меня хотел
я здесь
».
2006 г.
С горчинкой хлеб, но воздух сладковат.
Слова твои, что сахарная вата.
Я избегаю паутины дат,
а ты плывешь как новенький фрегат
ко мне, сияющий, не верящий в пиратов.
Ты говоришь, что хватит в жизни драм,
мое отсутствие ужасная утрата.
Ты шепчешь мне, что нужно сжечь мой храм,
и видишь, как его сжигаешь сам
с блуждающей улыбкой Герострата.
И я не спорю. Мне с тобой молчать
теперь всё проще. Ты забавен в рвенье
соткать нам жизнь из прерванных мгновений.
Jamais, серебряный. Ja-mais
Откину прядь
и вздор сотру одним прикосновеньем.
2006 г.
Я один в холодном доме,
в пальцах синие цветы.
Кто же вместо, кто же кроме
Мама, Мама, где же ты?..
Сизый мрак и бурый камень,
тень похожа на сову.
Не дойти сегодня к маме.
Не услышит, как зову.
Лепестков едва касаясь,
я шепчу, а дом гудит.
Надо мной луна косая.
Мама, Мама, приходи
Я всё тот же мальчик славный,
мой надежно спрятан ад.
Я пишу тебя с заглавной,
как и тридцать лет назад.
Ночь на каменном балконе
ноги стынут, плечи жжёт.
Ты живёшь в пустом вагоне,
взгляд не дарит и не ждёт.
Я устал, пока был скромен,
нежен, тих ни слёз, ни драк!
Я замерз в холодном доме!
Мама! Мама! Как же так?..
Эту жизнь совсем забыла,
будто враз, у стенки встав,
серой бабочкой застыла,
крылья страшно распластав.
Мама, Мама, хоть движенье
я давно отвык от них!
Тяжело быть отраженьем
блёклых крылышек твоих.
Я устал ходить по кругу,
хватит горя, меньше тайн.
Просыпайся, дай мне руку.
Мама, Мама
полетай
Но уже не слышен шёпот
вянут синие цветы.
Жизнь часы, но вечен опыт.
Мама, Мама, как же ты..?
Каждой ночью страшный промельк
снится: гулко, нет огней,
я замерз в холодном доме.
Мама, Мама, отогрей
2007 г.
Я мишень. Это всё меняет.
И в укрытии замер тот,
кто сегодня в меня стреляет
из отзывчивой М-600.
Мне заранее все известно
нет цевья, станет бить с руки.
А в глазах у него, так тесно,
концентрические круги.
Продолженье его винтовка.
И, конечно, моя вина,
что его рекогносцировка
слишком точно проведена.
Я мишень. Ты еще не знаешь?
Успокойся. Не подходи.
Если сто раз не умираешь,
может, нет ничего в груди?
Я мишень. И он наблюдает.
Те же жесты и мысли те.
Не мешай. Человек стреляет
по убитой уже мечте.
И хоть крик мой надежно заперт,
ты закрой мне ладонью рот.
Ведь пока я мишень, он снайпер.
И пока я живу, он бьёт.
2006 г.
Я прикоснулась к новым берегам,
не знавшая ни тверди, ни покоя.
И всё, чем я жила «тогда» и «там»
всё снято с плеч невидимой рукою.
И всё, что было из обрывков снов,
из угольков, улыбок полустертых,
из виражей, укрытий, залпов, рвов,
порогов рек холодных, темных, гордых
потерлось, полиняло, посеклось,
желая выжить под любым предлогом,
утратив власть, а вместе с ней и лоск,
предстало затянувшимся прологом
перед тобой. А мир бесшумно, весь
как будто аккуратно в стопку сложен,
умолк. И нет его
Теперь и здесь
лишь этот взгляд, лишь этот блик на коже
2006 г.
|