Виртуальный клуб поэзии
ГЛАВНАЯ

НОВОСТИ САЙТА

АФИША

ПОДБОРКИ

НОВОЕ СЛОВО

СОБЫТИЯ

СТАТЬИ

ФОРУМ

ССЫЛКИ

ФЕСТИВАЛЬ

АУДИО


Наталья Полякова




* * *


«…коли ты ровно через три дня и три ночи не воротишься, то … умру я тою же минутою, по той причине, что люблю тебя…»
( С.Т. Аксаков «Аленький цветочек» )


Он — Человек седых степей,
Ковыль-полынных.
Его судьба была моей,
Моя — совиной.

И мне казалось все большим,
Пока взрослела,
А Он великим и чужим.
И я робела.

А Он расправил мне крыла,
— Лети, — сказал, и
Земля качнулась, поплыла,
Поля и скалы.

Но я пугалась синевы,
Почти отвесной.
На крыльях бархатных совы
Сгущались бездной
Ночные сумерки, огни
Чужих созвездий.

Они дразнили: «Догони!
Зачем вам вместе?»
И освещали черноту,
Черту, о Боже!
Я обретаю высоту,
А Он — не может.

Молочно-белая луна
Клубком свернулась.
Я улетела, я — одна.
Но, вот,… вернулась!

Совиных глаз горит опал
Тусклей, безумней.
Он не взлетел. Он не упал.
Он, просто, умер.

Разбила грудь о твердь стекла.
Дрожали стекла.
Чуть слышно кровь из ран текла.
Текла и смолкла.

Нас разделил седой ковыль?
Стекло? Раненье?
Тускнели ночь, сентябрь, быль
И оперенье.

И крыльям в бархатной пыли.
Не распластаться.
Туман поднялся от земли.
И мне б — подняться.

А жизнь сильнее, чем испуг.
Сильней, вместимей.
И только тише перестук
В груди совиной.



* * *


Мое милое сердце — моя милая Вирджиния <…> Ты мое величайшее и единственное побуждение <…> биться с этою несродственной, неудовлетворяющей и неблагодарной жизнью. (Из письма Эдгара По к жене).


Небо расколото, из скорлупы облаков вытекло солнце лилово-кроваво,
ветер затих, задумавшись, как рука в движении: слева направо.

Дом еще цел, но разросся тростник, высохло дерево, и неизбежность
в том, как сжигающе-зла накануне прощания нежность.

Ты надеваешь кольцо — пятое из единой цепи в двенадцать звеньев.
Ляг на траву. Ближе к земле обостряется слух и зренье.

То ли дочка, то ли жена. Идет по развалинам дома. Девочка-птица,
в карминное небо ступая, без права вернуться, с единой возможностью — сниться.

Кровь отворяется горлом, песенки замолкают, вступают марши, но
ты не слышишь их, говоришь: жена повредила сосуд, ничего страшного.

На шаре воздушном плывешь с континента на континент по небесному морю.
В то время как Ворон на высохшей ветке руки, бросил свое «Неверморе».

Сон не закончится утром, а будет длиться. То лица, то птицы из черного крепа
прячутся в складках портьер и за спинками кресел, книгу листая из дыма и пепла.

Ты повторяешь в бреду, как четки перебирая: Береника, Морелла, Лигея
Вспоминая жену. Продолжая любить ее. Все безумнее. Все сильнее.



* * *


О, у меня есть сто друзей на каждого отдельного врага,
но никогда не приходило вам в голову, что вы не живете среди моих друзей?
(из письма Эдгара По к Елене Уитман)


Когда твой сон достиг опасной силы,
он все смешал, не разобрать: она ли, ты ли
летишь в воздушном корабле по звездной пыли,
и след за ним, как по воде — волна и вилы.

Так две звезды — петлей объяла Роша полость.
Остановиться б на краю. За краем — пропасть.
Но от того, что дух един — едина скорость.
На две звезды, летящих врозь, вновь раскололись.

Из уст в уста и на листах журналов сплетни.
Ты помнишь, поезд уходил тогда последний.
Платок с эфиром придержав рукою бледной,
она упала, чуть жива. Ты — на колени.

Прервать дыхание стихий за их бесплодность.
За то, что в миле от земли другая плотность.
Взлететь на шаре в небеса, не правда ль, вздорность?
Ее пугали облака, их многослойность.

Ее страшил вороний крик ночей кромешных.
Как будто сны обречены в мирах нездешних.
Она спасалась от любви. Слова — поспешны,
что ум твой грешен и жесток. А он был — нежный.



* * *


Мой знакомец люмпен живет на забытой стройке,
ходит с палкой и парой заплечных крыл.
Я не из тех, кто ищет ангелов на помойке,
просто Бог — всюду. А ты забыл,

как меняет время лицо и кожу,
как ломает хребет и наотмашь клеймит.
Так, что смерть одна возвратить может
его настоящий, его неземной вид.

Он построил хибару из фанеры и жести,
как защиту от ветра, как новый ковчег.
Он собрал бы зверье, но на гиблом месте
не растет трава и не слышно рек.

Если спросишь меня, чем на хлеб промышляет?
Грабит прохожих, ворует, подачек ждет?
Я не знаю. Кажется, просто — живет и ветшает,
Как разбитый авто́, ржавея из года в год.

Я его навещаю не часто, всегда с бутылкой:
Он, как обычно, простужен, а воздух прокис и промозг.
Я его опасаюсь, но, как в добровольную ссылку,
все равно иду в свой воспаленный мозг.



* * *


«Куда деваются утки в Центральном парке, когда пруд замерзает?»
(Д.Селинджер «Над пропастью во ржи»)


Снег синеет, как лакмусовая бумага, запоминая следы
от Пушкинской до Патриарших сквозь сукровицу темноты.
Дети режут коньками лед, приобретая опыт скольжения.
А ты, замерев, ждешь то ли обморока, то ли головокружения.

Треплешь зеленую книжицу требника, нет, хождения.
Так безыскусно питает тебя начавшаяся неврастения.
Воздух приходит в движение, синоптики ждут циклон,
но это — пространство над городом стягивается узлом.

В начавшемся мельтешении белых трепетных лопастей
Тревожные мамы ловят заблудших, лучших, своих детей.
И если город сегодня простыл, налицо все признаки простужения.
Оттого стеснены так дыхание и движение.

Не дочитывай книг — пусть останется им продолжение,
пусть строка, ускользнув, замрет в стремлении к завершению.
Но никто уже — не умрет, не женится, не родится.
И еще. Не спрашивай, куда улетают птицы.



****


Хотела зерном лечь
и подняться колосом.
Но земли не было
там, куда я упала —
только холодная простыня
и одеяло.

А ночью мне снились совы,
летали полем,
вестницы тишины.
Мыши прятались в норы.
но птицы хватали ловко.
И если полевка спасалась
из острых когтей,
носила отметины —
дырочки на спине
и свистела сквозь них
тихонько.

Вчера вечером ты нашел
на моем плече родинки
и на животе тоже.
Сказал: «Похожи
на следы от когтей.
Этого быть, конечно, не может,
но все же…».

А я сказала:
«Если это отверстия,
в них можно подуть.
Давай я буду дудочкой,
(или дурочкой,
что одно и то же),
ты будешь в меня дудеть.
Хочешь?»



****


Содержание слепит форму
и забудет о ней.
Станут смыслы
прозрачней и тоньше,
рифмы бедней.
Лист желтеет с краев,
впрочем, как все мы.
Это время ставит свои флажки.
Смотри:
самолет бумажный
над балконом завис.
Это секунда
меняет скорость
перед скольжением вниз.
Я пилот,
пластилиновый человек,
спускаюсь на парашюте,
зажмурилась,
чтобы не видеть,
как ослепителен снег
и сколько еще
падать.



А хочешь, пойдем к морю…

(семь стихотворений)

1.*

Отпусти.
Я возьму машину.
Потому, что никто никого никогда…
Я уеду туда, где лениво
к водопою спускаются облака.

Отпусти.
Потому что нельзя иначе.
Когда лодку берет вода,
что не уплыть невозможно,
ее отпускает берег и плачет.

У каждого в этой жизни свои шаги:
у лошади шаг тяжелый,
у кошки — шаги легки.
Но я люблю смотреть,
как шагает море.
Поэтому отпусти.

2.**

Все уже существует,
время только сдает карты,
перемещая нас
в системе «земля-небо».
Так давно продолжался путь
и теперь, на камне,
мы ждем и гадаем,
потому что не знаем,
где мы.

Ты слушаешь джаз
и давно не выходишь из дома.
Я забросила книги,
а завтра поеду на море,
где огромные чайки
уходят за рыбой в воду,
а волны катают песчинки,
и берег тает.

А если поднимется ветер,
и обмелеет море,
если солнце сойдет на нет,
а ночь перейдет на ты,
я пойму, что в Москве
начинается поздняя осень,
извлекая печальный мотив
из темноты.

Я пойму, что ты дома
играешь на сурне и домре,
это значит, к тебе приходят,
но вам не хватает тем —
ты берешь инструмент,
и думаешь: там, на море…
А ночью слушаешь джаз
и утешаешься тем.

А я пополняю баланс
на телефоне,
я пишу sms:
«Все уже существует…» Но
теряется сеть —
сообщение не доходит.
Как будто знает уже сейчас,
что время откроет карты,
и не найдет нас.

3.***

Наши слова легки,
нет — невесомы.
Ты не любишь стихи,
Я — насекомых.
И то и другое лишнее
между нами,
когда ты берешь вишни
с моего живота
губами.

4.****

Это не снег за окном —
это Солярис мои изучает сны.
Я хотела забыть две минувших зимы,
но они возвращаются снова.
Словно
сломались часы,
стрелки в которых мы.
И нет часов запасных.
Сны реальны настолько,
насколько мы верим в них.
Так слово,
утратив силу,
становится невесомо
и превращается в выдох
или мои стоны.
Вечером воздух с моря,
а, значит, открой окна,
прислушайся:
там волны
наши качают сны.

5.*****

Затяжные дожди над…
Облака потемнели так,
что неба не видно сквозь,
что небу не видно нас.

За завесою облаков
я думала прячется кто-то,
а там — никого.
Только чужие солнца —
драгоценные камни ночи.

Если небо смеется,
то всеми звездами сразу,
скользящими по волне,
потому что море — это
ксерокопия неба.

Тем более, что на дне
тоже живут звезды.
Но нам они не видны.

6.******

Мне память уснуть мешает.
Попробуй ее стереть.
Или скопировать в «буфер обмена».
Я ею с тобой поделюсь:
три года мы вместе плюс
zip-архив 19-ти лет.
А хочешь, пойдем к морю
и будем смотреть на звезды,
которые над водою
холодный рассеяли свет.
Лодки уходят в море,
море становится облаком,
облако тает в воздухе,
воздухом дышим мы.
Давай, разбери файлы,
чтобы осмелиться вспомнить,
какой я была в детстве.
Какой я осталась в детстве.
Мне некуда больше деться
от прошлого и от тебя.
Звезды тускнеют вроде —
поздно и спать, и плакать.
Пойдем, я прошу, к морю,
там лодка моя уходит,
по волнам соленым, как память.
Хочу ее проводить.

7.*******

В районе метро «Дмитрия Донского»
есть улица Грина, но нет моря.

Я когда-то знала, а теперь забыла,
как паруса раздвигают воздух,
Минуют маяк и идут к заливу.

Девочки нет.
И мальчик был ли?
Что нужно знать,
чтоб написать повесть?
Что время дует в лицо,
а потом в спину.
Весна незаметно тает,
и наступает осень.

Я закрываю Грина —
сказки забыты. Мною.
Проза о прозе жизни:
скрипочки мачт не слышно —
лодка плывет и плывет.

Но рыбаки рассказывали,
что девочка вышла замуж
и родила сына,
и уплыла за море.
Где-то она живет?





        Рейтинг@Mail.ru         Яндекс цитирования    
Все записи, размещенные на сайте ctuxu.ru, предназначены для домашнего прослушивания.
Все права на тексты принадлежат их авторам.
Все права на запись принадлежат сайту ctuxu.ru.